Когда-то вокально-инструментальный ансамбль «Синяя птица» под руководством братьев Роберта и Михаила Болотных гремел на всю страну.
Песни «Там, где клен шумит…», «Я иду тебе навстречу», «Так вот какая ты!» — неслись из каждой форточки и с каждой танцплощадки. С распадом СССР и коллектив распался. Михаил Болотный эмигрировал в Америку, Роберт — поселился в Калининграде.
Каждый из участников ансамбля пошел искать «птицу счастья» своим путем. Например, «золотой голос» «СП» Сергей Дроздов (1955-2012) ездил по стране с коллективом «Синяя птица» Сергея Дроздова».
Всего на сегодня «Синих птиц» «разного полета» (только не смейтесь!) — восемь. Все они с разным успехом гастролируют по стране, поют примерно один репертуар и, разумеется, «очень нежно» друг к другу относятся.
То есть, по словам одного из отцов-основателей легендарного ВИА Роберта Болотного, ведут себя как классические «дети лейтенанта Шмидта».
Об истории появления и успеха ансамбля, о великом времени, которое прозвали «золотой эпохой ВИА», бывший художественный руководитель рассказал в эксклюзивном интервью. Фотографии из личного архива Роберта Болотного
САКСОФОН, ДЖАЗ И ВИА
— Роберт Аронович, вы по образованию кларнетист, играли в знаменитом оркестре Эдди Рознера. Откуда такая «приземленная» идея – основать ВИА?
— Конечно, многое в нашей жизни неслучайно. Хотя родился я в не самом музыкальном городе мира Гомеле, но именно там — на базе местной филармонии — собрал свой последний оркестр легенда джаза Эдди Рознер, которого называли «белым Армстронгом».
Именно в клубе гомельского деревообрабатывающего комбината пели ребята, которые потом вошли в первый состав «Синей птицы». Все это вместе, как и мой путь в музыке, — цепочка удивительных совпадений.
— Каких еще, например?
— Судите сами. Лет до 16 я рос этаким дворовым шалопаем. Чтобы спасти меня от улицы и чего похуже, родители решили отправить меня в армию.
А поскольку парень я был музыкальный, служил я в военном оркестре города Калининграда, где меня быстро приучили к порядку. (Смеется.) И, кстати, многому научили – благо музыканты там собрались фантастические.
Благодаря им, я так влюбился в саксофон, что освоил его и после службы даже играл джаз в оркестре под руководством Володи Зорина. Потом вернулся в Гомель и действительно некоторое время работал в биг-бэнде у Эдди Рознера.
Пока Рознер не уехал в Германию и не заболел… Но уже тогда я мечтал работать именно в вокально-инструментальном жанре.
— И все-таки, почему не «заболели» джазом?
— Джазовых не заставишь что-нибудь спеть. Обычно они говорили: «Мы же музыканты. Мы только играем!» Да и антипропаганда еще та была…
А я к тому времени всерьез увлекся поющими «Битлз» и «Роллинг стоунз». В общем, я поехал в Москву, играл в оркестре «Советская песня» под управлением Алексея Мажукова.
Потом узнал, что ребята из ВИА «Коробейники» ищут саксофониста и стал работать с ними. Собрался очень профессиональный коллектив.
Например, Володя Сахаров (позже он работал в «Веселых ребятах» и «Цветах»), Володя Семенов, который написал знаменитую песню «Звездочка моя ясная». Певцы там какие были! Тенор, бас-профундо…
Но мне не очень нравился их репертуар, и я загорелся идеей собрать свой ансамбль. Подключил брата Мишу. Мы стали искать людей.
— Если не ошибаюсь, Михаил Болотный – мастер спорта по спортивной гимнастике…
— У Миши два образования – спортивное и музыкальное. Он даже одно время тренировал детскую сборную Белоруссии по гимнастике.
Но принял решение оставить спорт и заняться музыкой. Это он нашел в клубе гомельского ДОКа ВИА «Голоса Полесья» — будущий основной костяк «Синей птицы».
Пригласил на прослушивание меня. Когда я услышал голоса этих ребят, сразу понял, что это то, что нужно. Они пели красиво, очень кайфово.
У Дроздова с Метелкиным получался необыкновенный совместный тембр. А такого тембра как у Дроздова – ни у кого солистов ВИА того времени не было.
— То есть в первом составе были…
— Мы с Мишей, Сергей Дроздов, Юра Метелкин, Юра Янин, Борис Белоцерковский… Поначалу наш коллектив назывался ВИА «Современник».
— Кто придумал название «Синяя птица»?
— Название родилось по принципу: «мы подумали и я решил». Оно не было банальным.
Вокруг было много всевозможных «Гитар» — «поющих», «ревущих», «серебряных» и так далее. На этом фоне «ВИА «Синяя птица» звучало очень свежо.
«ПРЫЩАВЫЙ СИНАТРА»
В 1974 году мы поехали в Москву и записали на «Мелодии» миньон.
— Неужели вот так просто – поехали и записали?
— Конечно же, нет! Мне повезло, что придя на «Мелодию», я попал на легендарного Владимира Дмитриевича Рыжикова. Думаю, что никто для нашей эстрады большего не сделал, чем он.
Я ему отдал магнитофонную запись с нашими песнями, он послушал. Там много песен было, но я попросил его обратить внимание на несколько. Их и выбрали.
Знаете, как записывали? Серега Дроздов приехал и за 20 минут все спел. Рыжиков на него посмотрел: «Вот, блин, «прыщавый Синатра»!»
На записи были композитор Серега Дьячков, поэт Онегин Гаджикасимов. Потом поехали к кинотеатру «Ударник». Помните, там стоял пароходик-ресторан? Там мы и отметили это событие.
Записали, получили приглашение работать от Куйбышевской филармонии, и…шесть или семь месяцев сидели там без работы. Аппаратуры не было, заработков, естественно, тоже.
Хорошо, перед этим я успел кое-что скопить, поэтому все это время я содержал ансамбль на свои деньги. При этом Миша как волевой человек два раза в день репетировал с ребятами вокал. Наконец, пришла аппаратура.
И почти одновременно — первая партия наших миньонов. Там были песни «Слова» Сергея Дьячкова, «Только море» и «Родина» (на стихи Е. Евтушенко) Бориса Терентьева и «Клен» Юрия Акулова.
— В одном из интервью Михаил Болотный рассказывал, что песня «Там, где клен шумит» была записана как запасная, на случай, если какую-нибудь другую не пропустит худсовет…
— В результате так и произошло. Когда «зарубили» песню «Мы от любви зависим», Миша стал настаивать, чтобы мы записали «Клен». К счастью! Потому что именно «Клен» «выстрелил» и в течение двух-трех месяцев сделал из неизвестных ребят, можно сказать, звезд.
Сергей Дроздов же ее спел классно, можно сказать, отчаянно. Самое удивительное, что до нас ее пели ВИА «Калинка» и даже Людмила Зыкина. И ничего. А тут такой фурор!
Первый наш официальный концерт был в Тольятти 22 февраля 1976 года. Почти тут же нам предложили дать несколько сольных концертов в Москве, во Дворце спорта «Сокольники».
Я знал, что «Сокольники» — самый гиблый зал в смысле звука, но выбора не было. Директор Москонцерта нам сказал: «Вытяните – будете жить!»
— Мандраж бил?
— Перед первым концертом меня жутко трясло. Никто же не знал: придет народ или нет. Но народ так повалил… Зал «брали штурмом»!
И пошло-поехало. В 1976-77 годах у нас бывало по 12-13 заездов в Москву. Заканчивали в «Лужниках», переходили в «Россию». Потом — Питер, Минск. На концертах в Минске вообще творилось что-то невероятное…
Однажды после выступления в Калуге я зашел в ресторан поужинать. Так вот при мне «Клен» заказали 18 раз. Специально считал. Еще помню, что после концерта в Ижевске пришел в свой номер, голова разболелась.
Глянул в окно, а там народу на площади перед гостиницей – яблоку негде упасть, и все в один голос: «Там, где клен шумит над речной волной, говорили мы о любви с тобой…» Впечатление на всю жизнь!
ФАНТАСТИЧЕСКИЙ НЮХ НА ХИТЫ
— Как братья Болотные делили между собой обязанности?
— Миша занимался репетициями, а я внешними делами. Репертуаром занимались вместе.
— Клавишник и композитор Дмитрий Галицкий назвал одной из фишек «Синий птицы» ваш фантастический нюх на хиты. По какому принципу отбирались песни?
— Поначалу же нам вообще песен не приносили. Только потом… Помню, что после первого концерта в «Сокольниках» ко мне подходит молодой кудрявый красавец: «Привет! Я – Слава Добрынин. У меня есть для вас несколько песен».
Со временем у нас со Славой сложились замечательные отношения. Он знал, что нам нужно и приносил песни специально для нас. К примеру, «Горько», «Ты мне не снишься».
И вообще довольно быстро вокруг нас сложился свой круг авторов – тот же Дьячков, Теодор Ефимов, Юра Антонов… По поводу «нюха», скажу так: репертуар подбирался исключительно интуитивно.
— Были ошибочно отвергнутые песни?
— Однажды. Когда Добрынин принес нам «Где же ты была», мне она показалась чересчур простенькой.
А Влад Андрианов («Лейся, песня!») чудесно ее спел, получился хит. Редкий случай, когда я ошибся. Признаю.
— Многие музыканты называют самым большим злом «эпохи ВИА» — худсоветы. Вы согласны?
— Конечно! Само понятие «худсовет» было жутко унизительным.
Знаете, сколько надо было показать песен, чтобы дали записать 12? Около сорока! Остальные рубили на корню.
Мы знали, в какие дни надо показывать одни песни, в какие — другие. Очень было важно, кто из композиторов «заправлял» именно в этот день. Они же менялись.
— Кто был самый страшный?
— Никита Богословский. Удивительно, сам талантливый композитор, мелодии писал красивые, а браковал многие хорошие песни. Да не только он «отрывался».
У нас был случай. На всех концертах балладу барда Виктора Берковского на стихи Бориса Слуцкого «Лошади в океане» публика принимала отлично.
И вдруг один деятель из Росконцерта, разбирая на худсовете эту песню, сказал, что с ней не все однозначно. «Очень важно, — заявил он, — чьи это лошади утонули? Если вражеские, то ладно. А если наши?» Ну, бред!
Никогда не забуду как меня песочили за «песни Антонова». «Чьи песни вы поете? Что это за «дворовой композитор»?» Мариновали на полную катушку!
Звоню Антонову: «Юра, твои песни вычеркнули из репертуара». Тот так спокойно говорит: «Не волнуйся. Я перезвоню через 10 минут». Перезванивает: «Играйте, как играли. Все будет нормально!»
— У Антонова были влиятельные покровители?
— Видимо, да. Он был страшно популярен, как говорится, «от низа до верха». Юра, конечно, легендарный человек!
Но все равно периодически нам отменяли запланированные заграничные гастроли, присылали директивы «Начать репетиционный период!», «Петь только песни членов Союза композиторов!» После одной из таких директив на нервной почве я даже заболел и слег…
Не могли простить «Синей птице», что мы не спели ни одной фальшивой песни, не прославляли ни партию, ни комсомол.
Поэтому на пальцах одной руки можно сосчитать количество наших выступлений на ТВ. Больше скажу: нас и на радио-то не крутили. Говорили, что мы «не радийные».
СЕКРЕТ «СИНЕЙ ПТИЦЫ»
— Тогда, если не секрет, как при этом вам удавалось регулярно выпускать диски, ездить за границу?
— Секрет прост. Дело в том, что фирма «Мелодия» уже в те годы была организацией коммерческой.
Она печатала «Синюю птицу» миллионными тиражами, которые с прилавков сметались мгновенно, а это — громадные деньги. Я не знаю другого коллектива, который бы столько дисков-гигантов выпустил.
Словом, нас прославили пластинки! Кроме того, мы приносили огромную прибыль филармонии. Поэтому и объездили с гастролями всю страну и огромное количество стран мира.
Плюс – мы были очень универсальны. Приезжая в Чехословакию, пели на чешском. В Индии — пели на хинди…
Кстати, вспомнил интересный случай. На наш концерт в Бангалоре пришел Николай Рерих с женой и двумя дочками. Как только он появился, вся публика в знак почтения встала.
Мы тогда этот стотысячный стадион на уши поставили, потому что спели на хинди одну популярную песню. Почему такой коллектив не пускать за рубеж? Мы объездили почти всю Азию и Африку — Того, Эфиопию, Анголу, Конго, Кению.
— Смешные случаи во время зарубежных поездок были?
— После нашего концерта в Бенине, слово взял местный губернатор. И говорит, обращаясь к нам: «Большое спасибо нашим китайским друзьям!» Мы поначалу не поняли… (Смеется.)
Оказалось, недавно китайские рабочие им построили стадион, и теперь для них любой иностранец – китаец. Смешной случай был в Анголе.
Кроме «Синей птицы», в концерте участвовала танцевальная пара с аккомпаниатором. И вот в зале аншлаг, в первых рядах — вся посольская элита. Объявили адажио из «Лебединого озера».
Пара начинает танцевать, аккордеонист аккомпанирует. Вдруг вырубается свет! Пара продолжает танец, а аккомпаниатор начинает нести бред полный. Потом выяснилось, что – ладно — нот он не видел, мелодию не помнил. Да еще поддатый был!
Кстати, единственные правительственные награды, которые нам торжественно вручили за «особые заслуги» – медали республики Вьетнам. До сих пор храню у себя дома.
— Вы дважды приезжали с концертами для наших войск в Афганистане. Что больше всего запомнилось?
— Во-первых, жуткая жара — 52 градуса в тени. Чтобы не сгореть, выступления начинались в 8 утра.
Но все равно многие ребята, и Миша, и Света Лазарева падали в обморок… Но больше всего потрясли концерты в госпиталях.
До сих пор перед глазами картинка: первые ряды перед сценой, куда обычно приносили тяжело раненных наших солдат – без рук, без ног. Знаете, я много чего повидал в жизни, но таких глаз, как у тех ребят, больше не видел никогда.
МУЗЫКА И АЛКОГОЛЬ
— В ВИА «Самоцветы» только за запах алкоголя штраф был 300 рублей. Музыканты «Синей птицы» могли выйти на сцену подшофе?
— Исключено.
— Если случалось, как наказывали?
— Говорили, что не прав… (Смеется.) А если серьезно, то все знали, что у нас жесткая дисциплина. Штрафная санкция одна – увольнение.
В Одессе был случай, когда на глазах у всех один из гитаристов в буфете выпил шампанского. До концерта его не допустили. И отправили назад в Калининград. Навсегда!
— Жестко.
— А другого выхода не было. К тому же желающих работать в «Синей птице» всегда было много. Незаменимых — нет.
Кстати, то, что с «музыкантской» болезнью нужно бороться «железными» методами, я понял еще когда работал в биг-бэнде Энди Рознера. Насмотрелся и комического и трагикомического, к музыке это не должно иметь отношения.
Помню, во время концерта в Омске буфетчица в антракте нам всего приготовила: и выпить, и закусить. Начинается второе отделение. Трубач наклонился и упал в оркестровую яму.
Второй трубач стал его вытаскивать и сам туда полетел. Тромбонист отдал инструмент второму тромбонисту, стал их вытаскивать и тоже туда улетел.
Саксофонист сидел на стуле, поэтому продержался до конца. Обычно по окончании концерта открывается занавес, все выходят на поклон. А тут Рознер орет: «Занавес не открывать!» И вовремя. Саксофонист отдал мне саксофон и… свалился от хохота.
— Из-за чего еще могли уволить музыканта?
— Были люди, которые не приживались. Например, был у нас очень хороший певец – Саша Зверович, настоящий цыган.
Пришел устраиваться на работу в оранжевом костюме, с фиксой. Спрашиваем: «Что умеешь?» «Все!» Сел за рояль, запел. Мы просто «отпали». Взяли.
На гастролях он так пел Стиви Уандера, что зал «ломал». А в 1978-ом на телевидении совершенно случайно захожу в одну из студий и вижу, что Саша что-то пишет с ВИА «Апрель». Во мне все закипело.
Я тут же собрал его документики, и уволил. Хотя у нас гастроли были на носу и заменить его было, по сути, не кем. Что делать? Мы тогда за каждую песню дрожали, гордились своей командой, а тут…
«ХОЧУ РЕБЕНКА ОТ «КЛЕНА!»
— Гастрольная жизнь наверняка была веселой. Вокруг певицы, поклонницы…
Многие музыканты до сих пор «находят» своих «птенцов» по всей стране…
— Я понял, на что вы намекаете. Да, слава у коллектива была бешенная. Многотысячные стадионы битком! Конная милиция в оцеплении, и все такое.
После концертов поклонницы и по веревкам забирались в гостиницы, и по простыням. Письма приходили мешками. Каких слов только в этих письмах не было: от «хочу ребенка от «Клена» до «Не ответишь, выброшусь из окна»…
Не ручаюсь за всех музыкантов, но… Например, Серега Дроздов рано женился и ездил по гастролям вместе с женой Ириной.
Моя жена окончила театральный институт, потом факультет журналистики минского университета. Но бросила работу и стала ездить с нами — не хотела меня одного отпускать. И правильно сделала! Иначе на части бы разрывали.
— Художественный руководитель ВИА в то время был влиятельным человеком?
— Конечно. Мы могли практически всё.
Не совершать, конечно, преступления, а удовлетворять многие материальные потребности, желания. У «Синей птицы» заработки по тем временам были астрономические.
Но мы при этом и пахали, из гастрольных туров не вылезали. Дома бывали по большим праздникам.
— Какой рекорд был по концертам в день?
— Девять – на БАМе. Нам предлагали и больше, но мы просто физически не могли.
На 8-й и 9-й концерт даже не переодевались — сил не было. Норма была три концерта в день, в выходные – по четыре.
— Что для вас было отдушиной?
— Футбол! Мы возили с собой мячи, форму и играли почти каждый день. Еще, как правило, на лето планировали гастроли на юг. Брали с собой жен, детей, и уезжали в Сочи, на Кавказ.
— В «Синей птице» пел молодой Игорь Саруханов, начинал Олег Газманов. Почему они раскрылись, только начав сольную карьеру?
— Саруханов совсем недолго у нас проработал.
Но лично мне уже тогда было ясно, что Игорь, прекрасный мелодист и вообще человек очень талантливый! А Газманов в «СП» не работал музыкантом.
У него был классный аппарат, и он виртуозно им владел. Между прочим, он в тот период нам очень помог. А вот его сын Родион тогда пел как колокольчик. Очень интересный голос. Природа!
— Правда, сейчас не поет…
— Зато папа сделал блестящую композиторскую карьеру.
— Помните, самый невероятный концерт?
— Все по-своему «невероятные». Однажды на стадионе в Нальчике мне пришлось скорую вызывать, когда у зрительницы начались схватки. Пожалуй, резко выделяется такой.
Уже после распада «Синей птицы» мы с Мишей в Самаре организовали концертную фирму, «прокатывающую» артистов, и к нам должны были приехать Игорь Николаев с Наташей Королевой.
Все билеты проданы, до первого концерта — несколько часов. А поезд, на котором они едут, задерживается и очень серьезно. Что мы сделали?
Попросили начальника железной дороги организовать высадку всего коллектива в Сызрани. Там их пересадили в вертолет и практически доставили в зал. За 10 минут до начала!
«ДЕТИ ЛЕЙТЕНАНТА ШМИДТА»
— Ансамбль распался в 1991-ом. Тяжело было расставаться со своим детищем?
— Лично мне – нет.
Честно говоря, я уже наездился к тому времени. Просто надоело. К тому же в жанре кризис начался. Вот и распустили всех.
— Чем занимались братья Болотные?
— Я много чем занимался. Про концертную фирму в Самаре я уже рассказал.
Была еще совместная с апрелевским заводом грампластинок компания «Апрелевка саунд Продакшн», выпускающая диски.
С 2000 года я занялся недвижимостью в Калининграде. А Миша уехал в Америку, поселился в штате Нью-Йорк, вырос в крупного автомобильного дилера.
— Музыку совсем забросил?
— Наоборот. Дома у него отличная студия и он пишет просто сумасшедшие песни.
— А вы сами берете в руки инструмент?
— Никогда! Я в 1989-ом продал свой последний саксофон.
Но музыку по-прежнему люблю. Когда приезжаю в Америку к брату, племянница закупает билеты на все джазовые концерты. Мне этого хватает.
— Из «золотого» состава «СП» с кем-нибудь общаетесь?
— Я готов общаться со всеми. Хоть я и не намного их всех старше, но воспринимаю ребят как своих детей. Всех их люблю.
Все-таки огромный период жизни вместе прожит! И мне очень жаль, что люди, отдавшие лучшие годы нашему ансамблю, не смогли объединиться. Духу не хватило. Ведь «Самоцветы» работают.
А когда вокруг сплошные «дети лейтенанта Шмидта», то ничем хорошим это не закончится. Самое страшное, что многие ведь гастролируют по стране, выдают себя за «Синюю птицу», хотя большинство музыкантов вообще не причастны к записи ни одного шлягера.
Вот нас с Мишей считали жесткими руководителями. Но у нас было качество, мы каждый концерт делали один в один, не отличишь.
Вокал записывали за одну смену – за шесть часов. Я все понимаю. Понимаю, что все хотят зарабатывать. Но надо делать все профессионально.
— Тогда может вам самому взять и воскресить «Синюю птицу»?
— Скажу вам честно: если по большому счету, то настоящей «Синей птицы» сегодня нет и, конечно, быть не может.
Прежде всего, потому, что ушли из жизни Сергей Дроздов, Сергей Левкин, Дима Галицкий… Ведь фирменная фишка ансамбля в том, что у нас был звук определенный, дух, тембр. Поэтому и получились десятки шлягеров.
Но собрать мощный коллектив под этим названием я хочу. Более того, я даже знаю что и с кем я буду делать.
Есть талантливый молодой солист, есть хорошие музыканты, есть материал на новый альбом. Если нам не будут мешать, попробуем сделать проект, провести тур. А там посмотрим.
— То есть вы все-таки верите, что реально все вернуть на круги своя?
— Верю. Потенциал у этих музыкантов есть.
— И снова поклонницы по веревкам и простыням полезут в номера?
— (Смеется.) А почему бы и нет?!
