Фильм «Курьер» стал феноменом советского кино благодаря главному герою — подростку из «потерянного поколения».
Его сыграл мальчик без театрального образования, который в кадре не уступил ни Инне Чуриковой, ни Олегу Басилашвили. Его судьба сложилась не менее драматично, чем у героя картины. В гостях у «Жизни» актёр Фёдор Дунаевский.
— Вернувшись в Москву, Вы начали работать у режиссёра Сергея Соловьёва. Чем Вы занимались?
— Сначала он меня взял помощником режиссёра. Но при этом Соловьёв меня всё время учил чему-то новому. У него был такой возраст, когда ему хотелось передавать свои знания ученикам.
— Вместе с Соловьёвым Вы написали сценарий для фильма «Нежный возраст». Причём главную роль писали под себя, но так случилось, что её сыграл сын Сергея Соловьёва. Как Вам об этом сообщили?
— Сам Соловьёв мне это сказал. Подошёл и говорит: «Ты понимаешь, что Митеньке нужно помочь, он в трудной ситуации…». А про меня он знал, что я не пропаду. Но я воспринял это очень болезненно. В итоге спустя время я от него ушёл и перестал с ним общаться.
— Он на Вас тоже обиделся?
— Да нет, он всё прекрасно понимал.
— Следующим этапом в Вашей жизни стала организация туров для челночников. Как это произошло?
— Сначала я летал сопровождающим группы, а потом меня пригласили работать в офисе, так как я хорошо знал несколько языков. То есть я организовывал для туристов и гостиницы, и туры, и отдых, и шопинг. Всё это лежало на моих плечах.
— Сложности бывали?
— Там вообще был чистый анекдот с утра до вечера. Обязательно кто-то нажрётся в свинью, полезет драться, кого-то зарежут или кто-то сам утонет.
Кроме того, оказалось, что Турция не такая уж и безобидная страна, для приезжих порой никакие законы не соблюдались.
— А какой случай был самый дикий?
— Когда арестовали мужика прямо на ужине, где были его жена, дети и остальные отдыхающие.
Приехала полиция с автоматами, надела на него наручники и увезла в участок, а мне нужно было этого бедного мужика спасать.
— А что же он натворил?
— Мужик катался на водном скутере, а на руке у него был привязан такой ключик — если человек падает в воду, то мотор на скутере сразу же глохнет.
Ирония была в том, что когда мужик упал со скутера и ключик вытащился, то этот гидроцикл почему-то поехал дальше, хотя должен был заглохнуть, но механизм не сработал…
Когда мужик доплыл до берега, турки потребовали у него вернуть этот скутер, который к тому времени уже где-то у берегов Греции был. Ну слово за слово, мужика посадили.
— И как же Вы его спасли?
— Это была очень сложная история.
Мы выходили на каких-то криминальных авторитетов, которые как-то договаривались между собой, чтобы этого мужика вытащить. Ну, короче, с горем пополам всё решили, а то этот мужик так бы и остался за решёткой.
— Вы же ещё работали в Италии. А там были подобные курьёзы?
— Да, непосредственно со мной. Я там прожил около 11 лет, и в какой-то момент мне пришло письмо от президента Итальянской Республики.
Президентом был 96-летний дедушка, у которого, как таковых, полномочий-то и нет. Он только появляется раз в год, когда в красивых залах в Риме вручают гражданство.
И вот из его администрации мне пришло письмо на красивой бумаге, написанное от руки… Хоть на стену вешай! И если кратко, то в этом письме говорилось, мол, сколько можно вам продлевать вид на жительство, лучше станьте гражданином нашей страны. А на меня нашло что-то…
Вместо того чтобы просто получить итальянский паспорт, я накатал письмо, тоже на красивой бумаге, мол, знаешь что, дедушка–президент, я не поддерживаю итальянский народ!
Ведь после Второй мировой войны вы все переобулись! В один день из фашистов стали партизанами и коммунистами! Поэтому гражданином вашей страны я быть не желаю! Ну не глупость ли я сделал?!
— Да уж… И в итоге Вы снова вернулись в Россию уже с супругой и двумя детьми и Вам пришлось здесь всё начинать с нуля. Почему?
— Во-первых, не совсем с нуля, потому в Москве у меня была квартира в центре, а во-вторых, у меня была необходимость уехать из Израиля, потому что там мне стало душно и я уже никак не мог там находиться чисто физически.
То есть так же, как мне когда-то было душно в Советском Союзе… В последнее время я, как ни трудился, уже не мог достойно обеспечивать семью.
— Вернувшись в Россию, кем начали работать?
— Начал заново актёрскую карьеру. У нас есть киноиндустрия, и поэтому меня начали приглашать сниматься.
— Давайте мы поговорим о Ваших детях, потому что, если честно, я запуталась в их количестве. Сколько их у Вас?
— Да я тоже запутался. Официально их количество одно, а в реальности другое… Например, ты женишься на тётеньке, а она уж с ребёнком, и ты его воспитываешь как своего.
А если так получается, что вы с тётенькой разводитесь, то не бросишь же ты просто так этого ребёнка? Но был и такой случай, что меня познакомили с моим же ребёнком, когда он уже вырос. Вообще, я могу сказать, что у меня шестеро детей.
— Вы с каждым общаетесь?
— Да.
— И какой Вы папа?
— Я стараюсь быть ненавязчивым, потому что мой собственный папа мог довольно много нудить. И чем старше я становился, тем больше он начинал меня воспитывать. Я таким для своих детей быть не хочу…
Я стараюсь для них быть доступным и всегда готовым прийти на помощь. И здесь речь вовсе не про деньги. Помощь – это прийти и сделать что-то физически. Например, отвезти его в больницу, поговорить с ним и всё в этом духе, а деньги – это откупиться.
— Вернёмся к Вашим жёнам. Я знаю, что у Вас было три брака и все они закончились разводом. В чём главная претензия у женщин к Вам и у Вас к женщинам?
— Какие ко мне могут быть претензии? Мне кажется, что я идеал… Ну что можно ещё хотеть? Женщин же, скорее всего, не устраивает тот факт, что со мной поначалу жить очень интересно, а потом становится трудно – это всё равно, что целыми днями есть только икру.
Женщинам нужна стабильность. Они рожают птенчиков и хотят, чтобы в их клювиках был червячок, чтобы им всегда было хорошо и уютно. А со мной вот так «всегда» не может быть.
— В этом году Вы развелись с женой после 17 лет совместной жизни. Как Вы восприняли эту ситуацию?
— Не ожидал вообще ни разу. Жена вдруг сказала, что хочет пожить отдельно, но в итоге она никуда не ушла. И мы как-то странно жили “отдельно”, но “вместе”.
Квартира, в которой мы жили, была моя, купленная мной. Но я временно записал это жильё на жену. В итоге съехать пришлось именно мне.
— Сейчас с ней общаетесь?
— Нет, даже не разговариваем, и у меня нет ни малейшего желания.
— А как же дети это всё восприняли?
— Сейчас с детьми очень тяжело. Они со мной практически перестали общаться… Например, с дочкой, которой сейчас 9 лет, я созваниваюсь один раз в три месяца, для меня это самый сильный удар.
Мне наплевать на все квартиры, мне только дочка важна. А я её не вижу почти. Я у неё везде заблокирован… Мне кажется, что в этой ситуации она страдает гораздо больше, чем я, и я от этого страдаю ещё сильнее…
— Вы с дочкой были очень близки?
— Да, очень… И сейчас до сих пор мы очень привязаны друг к другу. Я и её, и сына своего Стёпу до семи лет практически носил на руках.
Стёпу я водил в школу, в музыкалку, встречал, кормил, но у него уже были свои интересы, а вот с дочкой я до 7 лет спал в одной кроватке. У нас с ней были очень тесные и очень близкие отношения…
— А Вы официально уже разведены?
— Да. Она подала на развод, подала на алименты, получила положительное решение, и нас развели и алименты назначили треть от моих “миллиардов”.
— Ситуация, мягко говоря, сложная и некрасивая…
— Она сменила замки, что было очень некрасиво, и не даёт мне общаться с дочкой. Возможно, даже настраивает её против меня.
— А с сыном как Вы общаетесь?
— Сын взрослый и самостоятельный, ему 16 лет, у него прекрасная карьера — он музыкант. Поэтому в деньгах не нуждается и живёт самостоятельной жизнью со своей девушкой.
Он гораздо более самостоятельный, чем я. И гораздо более известный, популярный и высокооплачиваемый. И я очень рад за него.
— Где Вы сейчас живёте?
— В квартире отца.
— Фёдор, Вы счастливый человек?
— Да!
— А что для Вас счастье?
— Счастье – это состояние души. Я не думаю, что это набор каких-то отдельных качеств…